97. «Вы здесь пишете картины?»
98. «Я даже и забыл, в последний раз когда рисовал. В этой мастерской Я только пробовал продолжить рисовать, но так и не продолжил. И сейчас, видимо, и не буду рисовать. Так думается, что уже не буду.
99. То, что нужно было Мне, Я сделал. Оно дало нужный толчок, нужное движение. Дальше Мне уже в этом участвовать не нужно».
100. «Вы перестанете быть художником?»
101. «Уже всё, что нужно, сделано. У Меня теперь нужного интереса, который должен быть у художника, нет. Я сделал то, что должен был сделать. Теперь Меня это не интересует.
102. Так и по всей жизни всё и было: у Меня должен был возникнуть какой-то интерес, и как только происходила нужная работа, Мне нужное познание происходило, исчезал интерес, и Я переключался туда, где дальше Мне надо было что-то понять».
103. «Значит, Вы переключились в другую сторону, чтобы там…»
104. «Нет. Просто сейчас сделано что нужно. Это можно было делать только дополнительно к тому, что Я делаю. Но это не главное…»
105. «Вопрос об Обители Рассвета. Вы из Минусинска уехали под Минусинск, потом в Петропавловку, оттуда в Обитель Рассвета. Здесь Вы остановитесь или будете дальше двигаться?»
106. «Нет, здесь достаточно много места. Тут для многих хватит места, чтобы прибыть сюда», – улыбнулся Учитель.
107. «Вы хотите, чтобы здесь были многие?»
108. «Я хочу, чтобы меньше было горя. Но всё зависит от выбора самого человека, и тут нельзя ничего заставить его сделать.
109. Я знаю, что это место максимально благоприятно, для того чтобы формировать очень большое общество. Но будут ли здесь люди, сколько их сюда придёт – всё будет от них зависеть.
110. Конечно, то, что происходит, очень важно и спасительно для человека. Это происходит не одномоментно, а растянуто по времени. Потому что чем сложнее становится, тем больше человек начинает задумываться о чём-то, что он раньше слышал, но отверг сразу. Потом он начинает задумываться: а может быть, действительно это правильно? И у него есть возможность сделать какой-то поворот, ещё пока не совсем всё оборвалось в его жизни.
111. Поэтому теперь остаётся только лишь наблюдать, как сейчас всё больше начинают жужжать, беспокоиться. Пусть вспоминают. Многое уже многим не раз показывалось. Пусть вспоминают, что уже однажды видели, отметили как хорошее и правильное, но в силу такой примитивной зависимости ещё пока не решились делать какой-то интересный шаг в своей жизни».
112. «Год назад Вы спустились из Небесной Обители сюда. Мне объяснили, что это связано с детьми, чтобы им было более удобно. Может быть, есть другие причины?»
113. «Главное, конечно, Мне нужно быть поближе к тем, кто здесь живёт, внизу. Моё присутствие играет большую роль в этом случае, очень важно Мне теперь уже быть здесь…
114. Я даже могу ничего им не говорить, но Моё присутствие, сила только вот такого поля начинает активнее (чем ближе ко Мне, тем активнее) изменять пространство, и они в этом поле начинают уже делать активней то, что должны были бы сделать, но немножко затянули».
115. «В общине очень много детей (и здесь, в Обители Рассвета, и в Петропавловке). Мне рассказали, что в общинной школе в Черемшанке поменяли способ преподавания, например истории (очистили историю от отрицательной информации). Но ведь важно, чтобы дети знали о том, что зло есть».
116. «На Земле много информации разной. И чтобы говорить о том, что надо знать, надо внимательно рассмотреть, в каком виде это знать. Потому что говорить о том, что чем больше знаешь о том, какое зло было, тем меньше его сделаешь, – это неправильно.
117. Человек слабый на этом учится, и учится не в том смысле, чтобы не делать. Он обогащается опытом негативным и начинает на него опираться… Слабого человека так учить – это всё равно что алкоголика учить не пить, подавая ему разные спиртные напитки, обогащая его познания в этой области, чтобы потом он, посмотрев на всё это обилие, внезапно от этого отказался. Нет, он не будет от этого отказываться…
118. Можно шутливо подойти к каким-то грустным событиям, описать их в каких-то штрихах, но не погружаться подробно, что было, как было. Зачем это человеку? Он от этого красивее не становится, он начинает заполняться переживаниями.
119. Можно сказать, что да, здесь поспорили, здесь друг другу «оторвали воротнички». Но зачем рассказывать, сколько они убивали друг друга, что они при этом использовали, как этого много было? Ни к чему это человеку, особенно ребёнку.
120. Поэтому есть выбор у человека – узнавать историю по созидательным датам или по датам войн, инквизиций, убийств. Весь объём информации ему трудно будет вместить. Но тогда лучше сделать выбор в созидательную сторону, лучше изучать даты и что в этом случае было достигнуто, что сделали люди, как они сумели реализовать какие-то позитивные свои творческие качества: вот здесь было это открыто, вот здесь было достигнуто это, вот здесь интересные достижения произошли…
121. И если уж надо какую-то войну упомянуть, ну пусть она очень кратко упомянется, в какой-то такой игривой форме… Ну, если надо, пусть дата упомянется. Не надо расширять так много, где на созидание очень мало остаётся информации, больше на войну уходит. Не становится от этого человек лучше никак. Не может помочь эта информация».
122. «И государство согласилось на такое преподавание?»
123. «Государство? Не знаю, согласилось оно или нет. Я лишь подсказал, что было бы хорошо вот этому учить. И насколько теперь верующие сами смогут это сделать – пускай делают. Теперь это их задача – как это сделать. Я подсказал, но Я не могу заставить их, навязать что-то сделать».
124. «А кладбище здесь когда-то тоже будет? Смерть – это тоже печальная часть жизни, но…»
125. «Да может быть, конечно. Может быть. Чем больше людей будет, тем больше вероятности, что оно может появиться.
126. Но когда люди начинают понимать, что такое смерть, какова жизнь на самом деле истинная происходит, у них не будет такого уж большого горя, как это обычно бывает, когда человек думает, что всё, теперь уже ничего не будет, как это грустно.
127. Когда он понимает, что жизнь на самом деле не прервалась у того, кто покинул тело, и что тем более он в течение сорока дней будет рядом, он будет всё видеть, тогда и не так горюется.
128. Никто никуда не ушёл, все живы дальше. И тогда что горюет внутри? Собственный эгоизм, потому что перестал общаться с тем, с кем хотелось общаться. Или что-то брал от человека, а тут он перестал тебе давать – и грустно стало.
129. Будет глупо переживать за человека, которому сейчас не стало хуже, а стало лучше. Он освободился от привязанностей болезненных, которые у него были, пока он жил в теле. У него эти привязанности начинают отпадать, у него гораздо лучше состояние в этот момент, и будет глупо говорить: «Я переживаю за этого человека». А как можно за него переживать, если ему лучше стало?
130. И получается, тогда человек не о нём больше переживает, а о самом себе или каком-то неправильном представлении своём о происходящем.
131. Поэтому здесь нужно просто лишь взгляд выправить… Конечно, грустно потерять того, с кем что-то делалось, а тут теперь с ним ты делать это не будешь. Ну, ничего. Это не такое горе, на самом деле ничего не оборвалось особенного, жизнь продолжила происходить дальше».
132. «Жизнь людей здесь очень менялась. Я читал, что вначале здесь были очень строгие правила относительно питания. Раньше даже вода считалась вредной».
133. «Изначально Я и сам по себе склонен к большим строгостям, для Меня это не проблема. И когда Я учу человека, Я лишь потом начинаю узнавать, что для него проблемой является. Потому что изначально Мне казалось, что многое будет просто дать и человеку просто сделать.
134. А потом это начинает Мне приносить познание, которое, можно сказать, как удивление (хотя это не совсем правильно будет, но, может быть, по-простому можно и так выразить – как удивление), когда Я смотрю и думаю: «Как же так? Они не могут это сделать. Это так просто!» Но для Меня это просто, вообще не является никакой проблемой, а для человека проблемой является.
135. То есть Моё познание подводит порой к тому, что Я что-то могу немножко расширить, немножко не так строго сделать, учитывая, кто находится вокруг.
136. Ведь это же не узкая группа людей, чрезвычайно преданных и на многое способных. С ними было бы попроще. Но здесь огромная масса людей, где есть дети, где разный уровень силы духовной, физической силы. Конечно, тут многое нужно было смягчить и не делать так строго.
137. Поэтому это зависит только от того, какие вокруг Меня люди. Я могу здесь уже смотреть, что сделать наиболее благоприятным для этой массы людей. Потому что Мне надо, чтобы был наибольший результат. Где хочется, чтоб больше было людей, способных пройти.
138. Тем более что закон питания – это не такой уж принципиальный вопрос, который определял бы духовное развитие. Это вспомогательный вопрос, который играет немаловажную роль, но на него нельзя делать огромный акцент какой-то, специфический какой-то очень, особенный.
139. Первые строгости в питании ещё прежде были связаны с тем, что Я так шёл, делал, а верующим хотелось как можно ближе к Учителю делать, и они тоже начинали вводить эти строгости. Потом Я смотрел, что у многих начинались перегибы, то есть чересчур, они не были готовы».
140. «А действительно, например, вода считалась не очень полезной?»
141. «Лучше не пить ту воду, которую обычно пили люди, она не очень хорошая», – улыбнулся Учитель.
142. «Но здесь же прекрасная вода».
143. «Здесь уже да. Поэтому здесь всё по-другому.
144. Но и опять же, эти вещи не относятся к Учению сами по себе. И ещё раз опять возвращаемся к тому, что многие просто старались следовать тому, что делаю Я. Я воду особенно-то и не пью, и был период, когда Я почти её и не пил.
145. Но верующим хочется рядом с Учителем всему следовать и сделать так, как Он делает. И тут сразу сказать: «Нет, вы ничего этого не делайте» – Я не могу. И неизбежно это начало в какой-то мере распространяться.
146. И только потом уже, замечая, где и как это начинает сказываться на других, Я дополняю что-то, могу смягчать что-то.
147. Потому что для Меня-то это не будет проблемой, но Я вижу, что это может стать проблемой для других. Тогда у Меня возникает необходимость это смягчать и как-то расширять, освобождать их от тех своеобразных догм, которые у них начинают утверждаться внутри уже (они неверные, в неверном виде)».
148. «Что же Вы пили вместо воды? Или Вы вообще не пили?»
149. «Да Я и сейчас как-то особенно не пью. Достаточно, что кушаются овощи, там ведь есть влага».
150. «Почему именно для горожан так привлекательно Ваше Учение?»
151. «Потому что то, что Я даю, призвано развивать ту часть созидательную человека, которая связана с культурой, то есть с его способностью что-то утончённо творить и что-то глубоко осмысливать.
152. Вера – это то, к чему обязательно важно подходить осмысленно, уметь надо многие вещи правильно понимать. Их нельзя просто слепо принимать на веру.
153. Раньше это допустимо было, там многое вообще было невозможно никак объяснить, слишком узок был взгляд человека. Теперь важно многое объяснить. Если уж объясняется, значит, надо это уместить в голове. То есть нужно развитое сознание.
154. Горожане – это те, кто прикасался к большому объёму информации. Их сознание близко к этому, оно благоприятно. И вот эта внутренняя организованность, направленная в сторону созидания, наполненности культурой, с которой они сталкиваются в разных местах, то есть некоторый элемент интеллигентности (вот так Я бы ещё обозначил, условно) – это тоже создаёт благоприятную почву. Это как раз уровень наиболее благоприятный, для того чтобы приступить к исполнению того, что Я даю.
155. Но это всё связано с крестьянским трудом. Ведь чтобы эти люди были, им надо себя прокормить. И получается, неизбежность, где надо реализовать то, к чему они не привыкли. И вот всё это сочетать очень непросто.
156. Но это единственный выход, другого нет. Потому что экстремальное условие предполагает то, что магазина может не быть и денег может не быть, некуда сбегать, взять что-то у кого-то, – улыбнулся Учитель. – Надо уметь не только себя накормить, но и того, кто может прийти и не иметь ничего на первое время. Его тоже надо накормить. Вот уметь сделать это, пусть даже в простом каком-то виде, очень важно.
157. Поэтому тут не стоит цель, чтоб люди успели затащить сюда какие-то особенные станки. Им надо усвоить те элементарные возможности ремесленные, которые позволят им сделать что-то жизненно важное, но своими руками, без какого-то сложного подхода, что сделает возможным быстро удовлетворить то, в чём они нуждаются. Достаточно этого.
158. А в остальном, главное, чтоб они сохранили вот эти возвышенные внутренние ценности, которые они уже приобрести успели, и продолжили их развивать дальше. Вот это очень важно. Тогда мы будем говорить, что всё-таки что-то удалось, люди всё-таки спасутся».
159. «Вы не думали, перед тем как сюда переехать, создать эту общину где-то в другом месте, более благоприятном в климатическом смысле?»
160. «Нет. Это всё своим чередом начинает происходить. Когда Пробуждение происходит (именно начинаешь творить), Ты начинаешь сразу притягивать всю нужную информацию, и она начинает появляться сама на пути, эта информация. Ты с ней сталкиваешься и быстро начинаешь определять: ага, так, замечательно, вот это подходит… и так дальше, дальше, дальше. И быстро, очень активно начинает всё развиваться.
161. То есть нет такой возможности, когда можно было б сесть и в течение длительного времени порассуждать, а где бы это всё сделать. Такого нет. Это сразу всё в нужный момент совпадёт.
162. И сюда должны были родители привезти, потому что по своему естеству Я далёк от этого климата. Мне нравится, чтобы персики росли, Я рождён в этих условиях. И древняя память у Меня со всем с этим связана.
163. И эти условия, когда Меня в детстве привезли сюда, для Меня были очень непонятны, Мне казалось, что здесь ничего вообще не растёт, слишком как-то всё голое, – улыбнулся Учитель. – То всегда находишься под виноградником с детства, а тут всё голое, как будто ничего нету. Было очень психологически непросто, настройка эта должна была произойти.
164. Но сам бы Я сюда не уехал по жизни. И это должны были сделать родители, вот они Меня с детства и привезли сюда. А тут само по себе всё дальше и сдвинулось».
165. «Вы планируете путешествовать?»
166. «Сейчас уже не планирую, уже, можно сказать, почти не вижу никакого смысла. Если что-то интересное, действительно интересное может проявиться, то Я, конечно, готов в любое место поехать и сделать то, что будет от Меня требоваться.
167. Но это должно быть что-то действительно очень интересное, где будет немалым объёмом проявлена заинтересованность в познании того, что Я даю. Тогда Я готов буду поехать. А не просто познакомиться и просто так рассказать, как некую рекламу, о том, что тут происходит. Это уже не то, смысл этот уже утрачивается.
168. Достаточно того, что уже есть и в интернете, и кто-то из ребят может куда-то поехать, где-то рассказать. Кто-то приезжал сюда – увезёт туда этот рассказ, также фильмы увозят…
169. Этого уже достаточно будет, потому что люди уже немножко другого качества, не то что много лет назад. Даже если они посмотрят эти фильмы и им понравится (они могут даже засмущаться, засомневаться: «Ой, да может ли такое быть? Наверное, это что-то невероятное»), но они всё равно не готовы сделать шаг. А тогда чему их научить? Приезжать ещё больше бередить их? Они всё равно не сделают этого шага. А там они Моё не исполнят. И зачем? Это теряет смысл.
170. А вот активность, которая здесь происходит, как раз такая, где Моё присутствие становится очень важным, и Мне лучше уже не уезжать отсюда. Потому что иначе разряжается информационная среда, и это становится несколько неблагоприятно.
171. Поэтому само по себе время идёт таким образом, когда особенно не требуется выбирать. Очень гармонично сочетается одно звено с другим, и это идёт таким образом, когда Мне просто остаётся следовать. Но всё максимально благоприятным образом проявляется».
172. «У Иисуса было двенадцать апостолов. У Вас есть что-то подобное?»
173. «Да у Меня их несколько тысяч», – улыбнулся Учитель.
174. «То есть более приближённых?»
175. «Нет, нет. Всё определяется способностью этих людей. Если они что-то способны сделать чуть больше, пусть делают. Кто-то другой больше сделает – пусть он сделает. Если кто-то стабильно делает что-то интересное – замечательно, пусть делает.
176. Но как-то вот так специально выделять не требуется. Оно само по себе выделяется, но выделяется в силу умения этих людей. Пока они могут, они это делают. Сможет кто-то лучше сделать – пускай делает.
177. Тогда они требовались, потому что то, что давалось людям две тысячи лет назад, нельзя было за короткое время дать в широком, большом объёме.
178. И то то, что давалось, очень сильно пугало людей, настораживало. Поэтому это был очень узкий момент деятельности, где дальше расчёт ставился только на то, что это понесут и начнут рассказывать дальше другим народам. Вот тогда нужны были ученики, которые потом должны будут пойти.
179. Но сейчас как раз уже нужды в этом нет. Можно записать, увезти плёнку, показать… И уже не надо будет пересказывать ученику, что он видел, вы послушаете живое общение».
180. «А люди перед слиянием заранее объявляют, что у них есть вопросы, или они заранее говорят тему?»
181. «Они готовят вопросы, потому что здесь много надо усилий приложить к тому, чтобы те, кто уже наиболее сумел сообразить, как правильно это делать, помогали другим формировать наиболее простой вопрос, но в котором понятно становится всё. Но это должен быть вопрос.
182. Тут можно обратить внимание в общении с людьми, что, когда кто-то хочет что-то спросить, он не задаёт вопрос (в нормальном таком, грамматическом смысле), он рассказывает какую-то тему, где ни одного вопросительного предложения нет. А это вопрос считается. Но это не вопрос.
183. Вот он и должен выделить этот вопрос. А иначе он говорит: «А что мне делать?» В чём? Ведь столько всяких событий, и в каждом событии много разных нюансов, где по-разному надо что-то делать. Так вот нельзя отвечать на вопрос: «Что мне делать?» Что именно конкретное ты хочешь узнать как правильно сделать?
184. Это так же, как человек говорит: «У меня сломалась машина» и хочет, чтоб кто-то помог: «Подскажи, что мне сделать». А как так подсказать, что сделать? Надо заглянуть, посмотреть.
185. Так вот, либо мастер заглядывает и сам находит эту ошибку, где не работает что-то, и только после длительного времени, когда он находит, он подсказывает: «А, у тебя вот здесь неправильно», либо этот человек сам внимательно разобрался, рассмотрел и сказал: «Вот это место не работает, происходит вот такой-то сбой. Что надо сделать?» – тогда мастер, не тратя времени на всё это, может сразу сказать: «Ты вот это поменяй, сделай вот это так, всё будет нормально». Всё, пойти надо сделать.
186. Но этот человек, кто владеет машиной, должен разобраться в том, чем он владеет. А то он даже не пытается разобраться в этом и пробует этим всем владеть, управлять, он даже не знает, что там происходит.
187. Вот это и важная задача – научить человека думать о том, что он делает, что ему на самом деле надо. А так он, когда как будто бы хочет пить, не сможет напиться, если он не знает, что конкретно ему надо, чтобы утолить эту жажду. Когда много всего есть, но он не знает, что одно из всего может утолить жажду (а другое не утолит), тогда придётся ему всё брать, пробовать схватить. Но он всё равно не утолит жажду… – улыбнулся Учитель. –
188. И вот как раз важно научить правильно этим пользоваться. А то народ вроде бы цивилизованный, все говорят о цивилизации, о большом развитии, а размышляют, как дети.
189. Это и есть Школа жизни. Потому что духовное развитие как раз и подразумевает вот это развитие, а не что-то, на что привыкли обращать внимание, что на самом деле только видимость веры создаёт, но к вере не имеет отношения. Это просто игра, иллюзия какая-то, в которую человек играет, и ему кажется, что теперь он спасётся. Он зафиксировался, он где-то принял причастие, он там крестился – всё, у него гарантировано спасение где-то, и живёт, как жил до этого, так и живёт дальше. Но это же как-то совершенно несерьёзно!
190. И люди в государстве обрадовались: церковь есть – ну всё нормально, значит, мы уже на правильном пути находимся. Хотя духовный закон противоречит закону существования государства. А как же они на правильном пути находятся? Если у них содружество полное между собой, то либо государство идёт правильно, либо церковь идёт неправильно…»
191. «Вас радует тот факт, что почти в каждом доме (и здесь, на Горе, и в Петропавловке, и в других деревнях) висит Ваша фотография?»
192. «Мне это совсем никак. Но это играет роль для верующих. Это всегда напоминает о том, что надо быть бдительным: если уж ты дорожишь чем-то истинным, так делай это истинное, не забывай об этом.
193. Суеты посторонней очень много, и надо не забывать, что от всего, что ты делаешь, впрямую зависит духовное развитие. Не надо об этом никогда забывать.
194. Поэтому возможность вот так всегда ощущать себя как будто бы в поле зрения Учителя немножко мобилизует человека. Пускай, если так, тогда и пользуются этим. Но Мне это никак, конечно».