В тот же девятнадцатый день августа Учитель дал интервью Аркадию Атарик, режиссёру и продюсеру независимой телерадиокомпании «Вся Россия».
2. Аркадий снимал фильм об общине, Учителе и о своих друзьях и знакомых, которых знал раньше по жизни и работе в Москве и которые ныне жили в общине. Фильм уже имел название — «Командировка в рай».
3. Фрагменты интервью Аркадия с Учителем …
4. «Начнём с экскурса в прошлое, с момента Вашего рождения. Вот родился мальчик, которого назвали Сергей … Как развивалась жизнь в детстве? Какие воспоминания о детстве?»
5. «Самое раннее детство проходило рядом с бабушкой, любимой бабушкой, очень верующей, которая, подобно ангелу, Меня везде опекала.
6. Мама работала, все были где-то на работе … А бабушка, даже в своём пожилом возрасте продолжая где-то понемножечку работать, брала с собой Меня на работу, где Я ей помогал мыть полы, со шваброй гуляя по коридорам … Часто мы лежали с ней на раскладушке вечерами, смотрели на звёздное небо …
7. Уже в этом возрасте Меня интересовала жизнь взрослых и сверстников, где приходилось наблюдать за друзьями в детском садике, смотреть, как они себя ведут. Мне было понятно, почему и что с ними происходит …
8. Для Меня этот момент наиболее был интересен — психология поведения человека. И вот с того возраста Я уже внимательно за этим наблюдал, сравнивал …»
9. «А первая любовь, первая записка, первый поцелуй?»
10. «Я влюблялся … И Мне казалось, что очень сильно. Это и во втором классе было … и в шестом, и в восьмом. Я не писал записок. Меня это очень смущало. Подойти к человеку Я не мог. И выразить что-то своё тоже у Меня не хватало смелости. Поэтому Я предпочитал быть в стороне, наблюдать за всеми этими переживаниями вот так — на дистанции».
11. «То есть Вы были скромным в детстве, застенчивым?»
12. «Мне сложно как-то сделать это сравнение самому. Может быть».
13. «Хорошо. Закончились школьные годы, Вы получили аттестат. И какие у Вас в этот момент были мысли? Что собирались делать в жизни дальше? Куда идти? Как идти?»
14. «У Меня было много фантазий … И Мне не хотелось жить среди людей открыто. Тот мир, который Я видел, Мне не нравился. Поэтому у Меня много было разных фантазий с приключениями, где Я не среди людей, а где-то от них далеко. Это сохранялось и в послешкольный период.
15. Я хотел что-нибудь изобрести такое, что помогло бы тайно находиться, наблюдать за всем, по возможности участвовать … Но открыто Мне быть просто не хотелось, какая-то большая внутри дистанция формировалась.
16. Мне неинтересно было то, к чему устремлялись одноклассники, их цели и взгляды. И с течением времени они Мне всё более были скучны, неинтересны. Поэтому как-то точно определиться к этому часу Мне было сложно.
17. Чем больше близился час заканчивать школу, тем серьёзней приходилось смотреть на реальность. И виделись многие сложности, которые не могут позволить фантазиям воплощаться … Но вскоре наступил армейский возраст».
21. «Строительные войска в Монголии».
22. «И как сложилась армейская жизнь?»
23. «О-о! Это, наверное, яркое впечатление из юности … Но грустное».
25. «Подробнее, может быть, сложновато будет рассказать, потому что мало что хорошего Я могу вспомнить. Этот мир показал Мне реальность со стороны, которая была, конечно, ошеломляющей. Такого примитивного мышления и поведения Я никогда не встречал. Меня это ошеломило. Я думал: глупее места нет.
26. То, как человек пробует доказать свою правоту, хотя она чрезвычайно примитивна и ограниченна; как человек упивается своей властью, думая, что он должен приказывать только потому, что у него такая должность — приказывать, не важно что. Все попытки отстоять какие-то правды были просто, мягко говоря, несерьёзными.
27. Стремления юношей, там находящихся, то, как они оценивают реальность, как они пробуют доказать себя, прослужив какой-то период времени в армии, — это всё, конечно, виделось невероятно абсурдным.
28. И Мне казалось, что если кто-то спросит, как в армии, то Я бы ему сразу стал советовать не ходить туда, потому что это что-то невероятное …
29. И говорить о чём-то патриотическом — это больше лозунги. Потому что склад мышления человека, который ориентируется только на уважение физической силы, — это очень грубый склад. Человек становится очень примитивным, и всё его поведение становится больше на обезьянье похоже — такое грубое, из каменного века … То есть впечатления вот такого рода у Меня больше сложились.
30. Это, конечно, очень грустные впечатления … Хотя из того, что Мне приходится сейчас слышать о том, что там происходит, можно просто увидеть логическую цепочку, которая развивается естественно, и по-другому она не могла развиваться. Это единственное направление, плоды которого можно сейчас наблюдать. И в дальнейшем они будут ещё более сложными.
31. Таков характер мышления человека. И других плодов сложно достигнуть. Уважая силу, человек перестанет уважать культуру, он перестанет уважать духовные ценности неизбежно. И тогда это всё становится очень страшным …
32. Поэтому армия, конечно, была для Меня своеобразным потрясением, под которое Я пробовал по-своему подстраиваться.
33. Но Меня в какой-то мере спасало то, что Я умею рисовать. Это быстро многие увидели и стали предоставлять Мне возможность заниматься прежде в сфере изобразительного искусства».
34. «А Вы учились рисованию или это пришло само собой?»
35. «Я умел это с детского возраста.
36. Я не помню этого, но Мне рассказывали Мои родственники … Они видели, как Я рисовал бабушку свою, которая чистила картошку, сидя у печки … Я рисовал её вместе с картошкой, вместе с печкой … говорят, даже все углы у печки были нарисованы в перспективе — не как детский подход, очень похоже было. Но Мне трудно судить, Я этого уже не помню.
37. И так в жизни Я рисовал, когда приходилось. Просили в школе рисовать: или портрет Пушкина … или к уроку литературы «Опять двойка» на ватмане большом — эту картину карандашом Я рисовал, срисовывал …
38. Всем нравилось. Но Я как-то не испытывал ощущения, что Я люблю это делать и очень жажду. У Меня не было тогда жажды. И только лишь однажды (уже после армии) она пробудилась с невероятной силой …
39. И в армейский образ рисование немножко вплелось. Там увидели, что Я могу … доверили Мне многое, чтоб Я мог это делать. Это помогло Мне. Я удалялся в свой гарнизон, в мастерскую, где уходил от многого и просто был в своём мире …
40. В юности Я не так часто гулял на улице. Я больше предпочитал дома фантазировать, конструировать что-нибудь … даже создавать рассказы свои, свои фантазии какие-то пробовать описывать, и это читали школьники. Я тетрадки сшивал ученические вместе, писал, и они читали. А ходить в какие-то компании … Мне это было сложновато, Мне было просто совсем неинтересно.
41. И выход в армию — это своеобразный выход ко многим людям, с которыми Я никогда не общался. Поэтому для Меня это было таким сильным потрясением.
42. Я познакомился с тем, что дальше потом немало приходилось видеть в жизни. И за этот период Я уже немножко сориентировался, и Мне было уже легче настраиваться и соответственно реагировать на многое».
43. «А кто-то остался из друзей детства? Хоть один друг, которого Вы именно с детства любили? Может быть, его сейчас нет рядом, но воспоминания о нём есть …»
44. «Я много переезжал с места на место с родителями. Родители увезли Меня в 7 лет из Краснодара. И вот так по два-три года Я учился в какой-то очередной школе … И есть, конечно же, знакомые, которых Я помню … Но вот эта частая смена не оставила никаких контактов. Я ни с кем не встречался из них».
45. «Итак, закончилась армия … И вот после армии, так сказать посмотрев на реальную жизнь, Вы возвращаетесь домой. Куда?»
46. «Я вернулся сначала в Минусинск. Там мама жила. Поэтому, естественно, Я вернулся домой».
48. «Дальше Мне захотелось вернуться ещё и на родину, в Краснодар. Поэтому Я поехал туда. Там тоже много было знакомых, родных. Попробовал жить там … Жизнь погрузила Меня в слои, которые Мне было тоже важно увидеть, почувствовать, понять. Много важного это дало Мне в познании человека. Это дало широкий спектр познания многих обстоятельств, в которые Я вошёл, на которые попробовал настроиться.
49. Ибо, если Я прихожу со Своим миром, Я заметил, что в какой-то мере Меня начинают бояться. Потому что Я как будто бы с ними, но как будто не с ними — Я внимательно наблюдаю.
50. Один из тех знакомых с улыбкой однажды так сказал об этой ситуации: «Послушай, почему-то, когда я рядом с Тобой нахожусь, мне всегда хочется кого-то выдать», — улыбнулся Учитель. —
51. Шла интересная, своеобразная жизнь, на которую (ещё раз повторяюсь) Я попробовал настроиться, попробовал войти в неё … Чтобы Я мог немножко больше о ней узнать, Меня должны были принять как своего. Иначе сложно … Там были и братья мои двоюродные … И конечно, насколько можно, насколько Мне позволяли Мои возможности, Я настроился на эту жизнь. Меня приняли как своего.
52. Но это Я смог продержать в течение года, даже меньше — полгода где-то, и почувствовал, что Я уже немножко так подустал, хочется вернуться в Минусинск. Потому что это вроде бы и жизнь — в какой-то мере есть там свои интересные краски, но … не Моё всё равно.
53. Мне всегда везде приходится одевать маску, настраиваться на тех, с кем Я общаюсь. Я вижу, что это Мне помогает узнать их мир лучше. Когда они Меня принимают своим, они откровеннее, они открывают свой мир, и Я узнаю его.
54. Но в Моей жизни случалось так, что время от времени Я чувствовал, что приходит пора, когда надо переходить к чему-то другому. И Я ощущал заинтересованность в другом и так же настраивался на другое, узнавал … Но потом это виделось Мне уже как ненужное — возникала следующая заинтересованность.
55. И это создало к необходимому часу важную палитру познаний, на которую Я могу опираться. Мне легче общаться с людьми разных уровней. Мне понятны их интересы, их отношение, их состояние …
56. После пребывания в Краснодаре Я опять вернулся в Минусинск, где уже дальнейшие события начали разворачиваться, новые друзья стали появляться.
57. Мне было во многом легко заинтересовать других людей. То есть Я мог за многое взяться, это могло очень интересно получаться … и Я сразу приобретал определённый круг друзей. Так в какой-то момент у Меня была заинтересованность изучать восточные искусства …»
58. «Единоборства Вы имеете в виду?»
59. «Да-да. Я мог этим очень увлекаться и мог из ниоткуда создавать многое сам. И когда Мне приходилось сталкиваться со специалистами, это было им очень интересно … А заинтересовавшись, они начинали поддерживать отношения, и соответственно сразу быстро начал складываться круг людей, желающих этому научиться и общаться на эту тему. И так у Меня появлялись такого рода друзья.
60. И когда уже Я окончательно рисовать начал, то, конечно, это немножко в другой пласт перешло …
61. Я могу упомянуть ещё одно мгновение из юности, когда Меня вот такой первый знак пробудил к рисованию — это когда Я посмотрел многосерийный фильм (кажется, итало-французской компании) «Леонардо да Винчи». Меня он сильно поразил (в седьмом классе Я его посмотрел), настолько сильно, что у Меня возникла невероятная потребность рисовать.
62. Мне казалось, что Я хорошо ощущаю рисунки, которые он делал (они демонстрировались на экране). Мне казалось, что Я чувствую их каждой клеткой … чувствую вибрацию этих линий … Настолько это было сильно!
63. У Меня так в тот момент всколыхнулась потребность рисовать! Мне казалось, Я могу нарисовать всё что угодно, как будто это Моё — оно всем сердцем ощущается, вибрирует каждый участок Моего тела …
64. Но в этот момент Меня никто не мог поддержать. В городке Ужур, где мы проживали в то время, у Меня не было ни знакомых художников, ни кого-то, кто бы в этой теме как-то себя проявлял. Поэтому Мой рывок вскоре мягко угас. Я не мог найти никакой поддержки, у Меня не было никаких средств к занятиям изобразительным искусством, то есть дальше Мне продолжить было сложно …
65. А вот в 82-м году эта жажда уже серьёзно пробудилась. Мне мама рассказывала, что Я как-то ночью соскочил с кровати и говорил, что пахнет краской масляной … в каком-то таком состоянии соскочил … Но Мне этот момент не особо помнится.
66. И вот с того времени было что-то, что описать сложно. Потому что это настолько ярко чувственно вскрылось! Это как какая-то фантастика (может быть, с этим сравнимо)!
67. Мне позволяло такое состояние проникать в глубь времени и прикасаться к любому творению, которое Я мог в репродукции видеть. Я мог видеть, как оно создавалось мастером. Я мог ощущать эту эпоху, мог проникать в неё и ощущать звуки того времени, звуки города, где творил мастер … Я ощущал эти запахи …
68. И тогда Я бросился искать тех художников, которые могли быть в Минусинске. И когда их находил, Я радовался хотя бы краткому какому-то с ними общению … Хотя вскоре начал потихонечку разочаровываться, потому что Я не увидел с их стороны того рвения в творчестве. Они больше выбирали материальное и в зависимости от этого творили от случая к случаю.
69. Меня это смущало, потому что Я не видел вероятных преград вообще, в принципе — если есть такое творчество, ничто не может остановить. Мне было непонятно, почему они только время от времени творят. Поэтому общение это не очень было удовлетворительным, хотя, насколько можно, Я пробовал с ними общаться всегда.
70. И тогда Я начал рисовать … Никаких прогулок больше у Меня никуда не было. Я по двенадцать часов находился за рисованием, пока в глазах двоиться не начинало: с утра рано начинал и до тех пор, пока ещё хоть что-то было видно вечером, Я всё время рисовал. Этот период в несколько лет был у Меня таким вот «запойным».
71. Но в этот период мама видела, что это ещё пока не даёт Мне возможность зарабатывать на хлеб и где-то Мне надо определиться. Я постоянно слышал наставления мамы, что должен где-то работать или идти учиться куда-то.
72. А Я чувствовал, что сейчас не могу куда-то пойти учиться. Я знал, что могу рисовать, и Я делал это. И быстро опыт начинал формироваться.
73. А мама пробовала убедить, чтоб Я всё-таки куда-то устроился. И Я начал устраиваться (опять же знакомые Мне помогали) то в одно место, то в другое … Так Я попал в милицию».
74. «Вот это, кстати, интересный момент: художник — и вдруг в милицию? Как это произошло вообще?»
75. «Тогда Меня интересовал только один момент: Меня днём никто не должен отрывать от работы, от рисования.
76. И Мне внезапно предложили: «Пойдём вместе с нами». Одноклассник пошёл туда (там знакомые у него были), он сказал: «Там есть время. Вечером можно ходить по улицам, патрулировать (по сути для Меня это означало — гулять), а день у Тебя свободный». То есть с вечера до полуночи — это работа, а дальше — Я весь день свободный. И Я говорю: «Ну пойдём». Я пошёл.
77. Но, побыв там месяц, Я не выдержал. Однажды Я шёл на работу … развернулся с полдороги и пошёл домой. Я не смог. Мне показалось, что это что-то немыслимое, совсем не вяжущееся с Моим состоянием, потому что Я мечтатель, Я фантазирую, Я пребываю в состояниях, в которых вообще даже и опасно пребывать в таких условиях. И Я пошёл домой.
78. На какое-то время (несколько недель) Я уже просто бросил эту работу … Я в таких случаях просто оставлял работу. Чувствую, что не получается, — Я просто оставляю, не увольняюсь: ухожу и больше не возвращаюсь.
79. Хотя там пробуют Меня уговорить, что надо трудовую книжку забрать, надо деньги получить … Но Мне ничего не надо. Я остановился и больше не возвращаюсь к этому. Так и здесь, по такому же принципу: раз — оставил, не стал ходить.
80. А через несколько недель пришёл тот, кто за Меня был ответственным на этой работе (он человек очень мягкий), и начал уговаривать Меня …
81. И вот это было Моим самым слабым местом — Мне сложно отказать, когда человек очень мягко уговаривает. Я и так пробовал ему показать, что не могу, и по-другому … Чувствую: Я не могу отказать, Мне не хочется увидеть, что он расстроился. Мне больно увидеть расстроенное лицо, если человек с хорошим отношением подходит. Для Меня это самое слабое место.
82. И попробовав с разных сторон отказаться, чувствую: не получается. Говорю: «Ну ладно, Я вернусь». Вернулся. Мне заплатили зарплату за то, что Я не ходил; никто не показал вида, что Меня не было, — Учитель заулыбался. — И так Я стал там опять работать.
83. Но тут уже Я почувствовал, что Мне надо всё-таки посерьёзней настроиться на эту волну. Потому что просто очень большая дистанция была. Я чувствовал, что как-то не складывается общение со сверстниками, которые там работают, слишком большая разница в общении, в интересах. И Я попробовал на них настроиться немножко.
84. Я вспомнил, что занимался единоборствами. И эта часть Моего творчества включилась — потребность опять вернуться в спортзал.
85. И проявившись в этом смысле, Я быстро завоевал авторитет у них. Это им очень понравилось. Меня сразу стали уважать, сразу как-то стало отношение другое совсем выстраиваться.
86. Хотя некоторые время от времени Меня спрашивали: «Как ты сюда попал?» Мне всё время хотелось сказать: «Ну неужели у вас такое болото, куда нормальная птица залететь не может? Что ж вы сами о себе так говорите?» — Учитель и Аркадий засмеялись. —
87. Этот мир Мне помог увидеть людей интересных, но где очень яркий отпечаток был того, что по сути своей им приходилось искать негативное.
88. А когда человек постоянно находится в этом поиске, у него в психике происходят определённые изменения: этот поиск становится как навязчивая идея. Человек не может нормально поговорить с кем-то … Он уже, как зуботехник, который сразу смотрит в рот … То есть своя специфика профессиональная начинает появляться. И она уже становится опасной.
89. Но Я видел разных людей на тот момент. Я видел тех, кто действительно мог по зову о помощи броситься куда угодно, несмотря на то что кто-то, может быть, его ругал бы как того, кто является милиционером (есть такое — модно это ругать).
90. Но Я знал, что именно этот человек, если кто-то закричит «на помощь!», бросится, даже если там будут вооружённые и будет опасно, — он бросится туда. А тот, кто ругает, не бросится. То есть это тоже бывает интересно увидеть.
91. Люди, конечно, там разные … Но они же выходят откуда? Они ж из той среды выходят, в которой другие остаются, — а они переходят в эту область …
92. Но Меня там уже стали держать как художника больше: престижно было, что есть в милиции такой художник. Они видели, что Я рисовал, на выставках начинали встречать … И конечно, это в какой-то мере для них было ценно.
93. Хотя Я с течением времени чувствовал, что Мне сложнее и сложнее дальше притворяться … быть в этой маске …
94. Но уже друзья были какие-то, пробовали дружить, насколько это было возможно … шутить, смеяться, смотреть на мир вместе … Хотя это больше игра была в Моей жизни. И однажды Я уже почувствовал, что надо уходить».
95. «И долго Вы проработали в милиции?»
96. «Пять лет. Ещё не вышел срок контракта, который заключался. А увольнять — там так просто не увольняют. Там либо по каким-то обстоятельствам дискредитирующим … но так просто самостоятельно никто не увольняется — такое правило есть.
97. И тут Я чувствую: не дотяну Я дальше до срока, Мне надо просто уже уходить. И тогда Мне пришлось поговорить с командиром. Он не захотел отпускать, побежал к начальнику милиции, сказал ему о том, что Я хочу уйти. Тот Меня вызвал. Я по лицу командира увидел, что он уверен, что начальник милиции не отпустит Меня.
98. Но когда мы сели с начальником разговаривать — и конечно, душевно Я поговорил, насколько умею — Мне удалось его убедить. Я сказал: «Я просто чаще отсутствую … Я могу, конечно, ходить, но Мои фантазии … Я отсутствую … Я есть на работе и нет Меня …»
99. Были просто очень такие смешные истории … Какие-то можно даже и упомянуть, они действительно выражают суть события. Так вот как-то вечером, заглядевшись на небо, Я чуть не упал в канализационный люк, — Учитель засмеялся. — Дежурить приходилось … и открытый люк был на дороге … и у Меня нога туда — раз!.. Но он-то ж маленький, и поэтому Меня задержал другой край. Был бы больше — Я б упал.
100. Так что это за милиционер, который вот так, задрав голову, только звёзды и видит прежде; наблюдает ночной город — ни одного огонька в окнах, как будто город фантастический такой, где нет людей; слушает шум листвы опадающей, осенней?.. То есть много таких фантазий, ассоциаций одновременно Я переживал, в них находился. Это был Мой мир. Поэтому вырываться Мне из него было, конечно, очень сложно.
101. Но время шло, и потихонечку всё подготавливалось к Свершению. Мой чувственный мир стал испытывать разные изменения … И ощущения в восприятии реальности становились очень своеобразными. И вот Я ушёл и уже полностью погрузился в рисование».
102. «А сколько лет Вам было?»
103. «Да Я уж даже не помню сколько … В 89-м Я перестал работать в милиции. Я уже просто начал рисовать основательно. У Меня была семья, дети».
104. «Художники — не только романтики … Они позволяют себе жить свободно, и это часто переходит рубежи разврата, алкоголя, наркомании. Вы столкнулись с этим в своей жизни?»
105. «Нет, нет. Я эту грань чувствовал. Ведь это же прежде связано с общением людей. Даже если взять слово «разврат» — оно обозначает контакт одного человека с другим человеком. Это контакт их сердец на каком-то уровне. Либо это очень поверхностный взгляд друг на друга, либо какой-то другой (но другой, как правило, мало предполагает разврат) …
106. Мне приходилось знакомиться с девушками … Когда Я был среди ребят, Я видел их отношение к женщинам. Находясь с ними, Я знакомился тоже. Но Я заметил, что Мне не удаётся общаться так, как они общаются. Для Меня это было очень сложно и как-то диковато — их отношение к женщине. Я не мог так делать … То есть Я пробовал настроиться на их волну, но Мне это было непосильно.
107. Когда начиналось общение, Я общался душой, Я не мог общаться по-другому. И Я видел, что это сразу начинает нравиться девушке — когда Я воспринимаю её не как того человека, кем пользуются. И Я видел, что они всегда тянутся пообщаться как раз со Мной, потому что Я доверяюсь сразу в общении, и они это, видимо, ощущали, это им становилось дорого.
108. И вот так рассматривать человека — что Я как будто бы готов его тут же и бросить — для Меня это было что-то немыслимое. Если Я начинал общаться, Я бросить не мог.
109. Так что у Меня знакомств на самом деле очень немного было. И все они впечатление немножко грустноватое оставили, потому что Мне пришлось увидеть вещи, которые не хотелось видеть в женщинах, а это как бы так демонстрировалось … И грустноватый образ стал складываться.
110. Но в то же время Я увидел, что этот образ создают сами мужчины. Общаясь с женщинами, выстраивая своеобразное к ним отношение, они невольно создают и у них соответствующее отношение в свою сторону. То есть можно сказать: все друг друга стоят. Поэтому ругать женщин и сказать: «Все женщины такие» — это одно. Но так же логично сказать и про мужчин: «Все мужчины — это что-то одно» …
111. А спиртное немножко Я пробовал. Это тоже своеобразное познание. Но оно очень кратким было: Я немножко погрузился туда — Мне не понравилось. Поэтому Меня это не коснулось … Чтоб Я этим не увлекался …
112. Так что Я немножко по-другому романтичен … В этом у Меня не получилось быть разболтанным».