Тридцатое июня. Встреча с Учителем в долине слияния.
2. «Было ли требованием попросить жену второй раз (на следующий день после первого раза) поиграть на пианино с братом-саксофонистом, делая акцент на том, что брат поднялся на строительство нашего дома в надежде совместно помузицировать, если на первую просьбу жена отказалась, ссылаясь на усталость?»
3. «Ты попросил или потребовал?»
4. «Просил».
5. «Тогда непонятно, почему считается требованием то, что ты попросил. Это особенность проявления какая-то, которую можно обозначить как требование. А из того, что ты спрашиваешь, непонятно, на самом деле что происходило.
6. Тебе кажется – попросил, другой человек говорит – потребовал. А почему он так подумал, что потребовал – непонятно. Вопрос не получился. Ты как будто бы спросил: «Было ли требованием то, что я попросил?» А как определить это на таком вопросе?
7. «Было ли требованием, если я…» – и обозначь, как ты просил. Интонация, или какой-то ещё напор, или какие-то фразы были произнесены, в которых как раз и прочиталось требование. А то получилось: «Жена, пожалуйста, поиграй с братом» – было ли это требованием? Ты то же самое как будто бы спросил, это тоже вмещается в твой вопрос. Но это никак требованием не может быть.
8. Или: «Жена, ну-ка иди-ка поиграй с братом» – это тоже просьба. Но она уже грубая, она уже неправильная. Но это относится к просьбе. Так ты говоришь: «Я попросил», а вот как ты это делал – ничего не сказано».
9. «Дело в том, что я на первую просьбу сказала, что не могу, очень устала, у меня нет ни сил, ни настроения», – вступила в разговор жена.
10. «Ну, понятно. А вторая просьба, если она прозвучала через пять минут, – это неуместно. Если на другой день, то ты могла и отдохнуть за это время».
11. «А я такая была уставшая, что и на следующий день не отдохнула».
12. «А он откуда знает?»
13. «Я и на следующий день сказала, что не могу».
14. «Ну, а откуда взялось требование? Кто кому предъявил, требование это или не требование?»
15. «А он тогда, на второй день уже, говорит: «Человек поднялся нам помочь по стройке. Почему ты не можешь? Что за стенка у тебя стоит?» А я говорю: «Вот не могу». Мне надо было преодолеть себя и через силу поиграть?»
16. «Нет, не можешь так не можешь. И что?»
17. «Вот я тоже хотела спросить».
18. «Ну, вот вы и поговорили. А у кого претензия возникла, что это требование? Или вы просто сами по себе спрашиваете, не перегнули ли палку, спрашивая друг у друга такое?»
19. «Да, у нас как бы осадок остался. И меня смущает, что я непослушание проявила».
20. «Нет, допустимо так. Что сейчас описано – это допустимое явление, нарушения здесь нет. Ну, единственное, что, может быть, не стоило мужу переспрашивать, что за стенка стоит, если ты уже сказала, что не можешь.
21. Хотя возможен такой вопрос, подразумевающий, что, может быть, у тебя какая-то установка срабатывает, мешающая тебе сделать что-то, на его взгляд, благоприятное. И тогда этот вопрос может подразумевать возможность немножко разобраться и, если это ошибочная у тебя установка, попробовать её убрать.
22. Но если ты говоришь: «Я уставшая», это к установке не относится, такое возможно. Человек уставший, и ему сложно творчески себя как-то выражать».
23. «А если б я послушалась, у меня, может, усталость прошла бы?»
24. «Может быть. Не знаю. Это только методом действий своих можно убедиться в этом».
25. «Следующий вопрос. У жены испортилось настроение на два дня от моей просьбы: «Нужно прополоть пять рядков картошки, мне уже пора окучивать». В моих интонациях она часто улавливает приказной тон, которого я не замечаю. Правильно ли будет вместе с ней поработать над моей интонацией? Возможно ли, в случае неудачи, выражать просьбы на бумаге?»
26. «Это то, что вы вместе должны уметь решать: почему кажется приказным? а как было бы лучше? Где вы смотрите: может быть, тебе что-то действительно поменять надо. Но это то, в чём вы должны вместе разобраться, вы должны как-то оговорить, что смущает. Что именно конкретно смущает. Чтобы попробовать посмотреть, а как лучше было бы, а как видится это приемлемым; какие слова, на её взгляд, лучше было бы, чтобы ты произнёс.
27. Но это то, где вы общаться должны уметь и находить эти варианты. Получается, ты спрашиваешь дальше от нерешённой проблемы: а надо ли было тогда вместе, может быть, что-то сделать? Но изначально неправильно что-то у вас в общении складывается, оно не решено пока. Вот это вы и должны решить».
28. «Если на его вопрос: «Что тебя напрягло?» я сказала: «Голос, интонация», то допустимо ли так говорить? Или надо было сказать: «Ничего особенного, я просто работаю над собой»?» – опять вступила в разговор жена.
29. «Голос – это не однозначно нарушение какое-то. Ты можешь сказать: «Да, мне показалось, что голос какой-то… смутил меня. Но я понимаю, что я глупая и неправильно воспринимаю твои действия. Поэтому я сейчас поработаю. Не обращай внимания. Ну, бестолковая я у тебя. Пробую справиться с собой». Не пробовала так сделать? Ну, попробуй, это полезно.
30. Ты скажи: «Да как хочешь. Ты, конечно, можешь и заорать на меня, это нормально. Я понимаю – ты меня любишь, ты мой друг. Я тебе стараюсь быть другом. Просто смутило, непривычно, что на меня орут. Ну, я понимаю, что у тебя просто громкий голос, это, видимо нормально».
31. То есть где ваша попытка найти смиренное такое решение ситуации? Вы смущаетесь от каждой глупости.
32. Он подошёл, рявкнул тебе в ухо, и ты подпрыгнула, выронила ложку (кушала, чуть не подавилась) – тогда ладно ещё, можно рассмотреть: что-то он тут переборщил. А хотя, может быть, он играл так. И уже можно подумать, что злого умысла не было у него. Ну, играл так, порезвился «малыш».
33. Вот уже можно улыбнуться так, видишь. А вы сразу торопитесь напрячься и уличить его в шпионаже в пользу Америки».
34. «Добрый день, Учитель. Можно ли священнику включить в литургию псалом, который он считает красивым и возвышенным, если из-за сложной мелодии или сложной хоровой аранжировки не все люди в пастве могут его подпевать?»
35. «Если только эта причина, то возможно. А люди пожаловались, что они не могут подпеть все? Они же могут и про себя подпевать. Это же не обязательно, чтоб все точно подпевали в процессе пения псалма, все, кто в зал приходят, одинаково хорошо подпевали сами про себя и в голос.
36. Если про себя подпеваешь, то, в общем-то, неважно, удаётся уловить тональность какую-то, переливы или нет.
37. Ведь когда человек слушает какое-то произведение искусства или смотрит на его, он не всегда всё это может повторить. Но он любуется, он учится чему-то. Поэтому если это рассматривается с позиции, что красивый псалом, но не всем удаётся что-то повторить, то ничего страшного. Красивое – оно учит, оно ведёт за собой.
38. Либо кому-то кажется красивым (такие вот переливы), а другие специалисты смотрят – что-то смущает их, как-то это слишком сложно, для них видится это некрасивым. Тогда это уже спорный момент, где можно рассматривать допустимость включения такого псалма».
39. «Здесь больше, видимо, связано это с тем, что когда таких красивых, но сложных псалмов много, то у людей теряется возможность петь самим. Тогда они больше слушают, и это как концерт такой духовного пения получается. Вот это больше смущает».
40. «Такое тоже возможно. Всё равно это возможно, если относится это к чему-то красивому. Красивое учит красивому, то есть человек следует за красивым, он тянется к этому красивому. Если что-то не получается, он постепенно, по мере того как он тянется, начинает всё лучше и лучше что-то делать. Оно не сразу получится, но постепенно начинает получаться.
41. Нельзя подбирать такой псалом, который всем одинаково подходит. Так что такой подход возможен, в нём нельзя однозначно усмотреть какую-то ошибочность, недопустимость.
42. Вот если псалом настолько сложный, что его только один человек может исполнить, а все остальные как-то пробуют издать звуки и они всё невпопад, тогда уже, может быть, перегнули. Тогда автор просто гениальный, но он опередил немножко эпоху (на столетие), и по голосовым качествам люди просто ещё не в силах воспроизвести эти звуки, он один только их воспроизводит.
43. Ну, пусть один попоёт, тоже допустимо, что вот есть такие варианты в гармонии… Все ахнули, постояли молча, с трепетом, но никто повторить ничего не смог. Тогда, конечно, эпоха псалмов закончится: автор погиб – и всё, псалмов не осталось».
44. «Допустимо ли здесь какую-то определить меру? Например, тридцать процентов псалмов красивых, но которые люди не могут воспроизводить…»
45. «…и семьдесят – некрасивых, но которые вполне воспроизводимые?»
46. «Да, семьдесят процентов, допустим, старенькие, всем известные».
47. «Нет, так нельзя. Вы создаёте что-то хорошее, гармоничное, оно и должно таким быть, прежде всего оно должно вас вести. Хорошее, гармоничное, красивое, вызывающее трепетное состояние, – это пусть и будет мерой. Нормально».
48. «Есть красивые псалмы, которые…»
49. «…всё-таки, потренировавшись, можно воспроизвести? Это нормально».
50. «И даже если большинство псалмов в литургии будет таких, то это нормально?»
51. «Не страшно, да. На литургии, главное, поёт организованный хор. У всех остальных возможность внутренне поучаствовать, внутренне попробовать подпеть, пусть, может быть, не совсем точно. Это допустимо, когда внутренне, про себя они пробуют подпеть. Но душой они сливаются с уже происходящим таинством, гармоничным, организованным, красивым».
52. «Понятно. Правильно ли выраженное на собрании мнение, что наиболее сильное чувственное раскрытие души на литургии дают только те псалмы, в которых повторяются следующие слова: «Господи, славься», «Я люблю тебя, Господи», «Благодарю тебя, Господи», а псалмы с другими выражениями, обращённые к Божественному и возвышенному, значительно менее раскрывают чувственный мир?»
53. «Нет, это не связано никак. Бог – во всём. Бог – во всём, что связано с Гармонией. Поэтому при любом упоминании о Гармонии вы в какой-то мере упоминаете об Отце».
54. «Правильно ли высказано на собрании мнение, что священнику лучше включать в литургию пятьдесят процентов псалмов именно с такими выражениями, где они неоднократно повторяются и дают вот это ощущение обращения к Богу?»
55. «Это уже увлечённость, это попытка очень сложно посмотреть на простое и гармоничное. То есть здесь у вас проявляются естественные человеческие особенности, когда к чему-то очень простому всё время есть тяготение двигаться очень сложно, очень запутанно. Это опять попытка усложнить то, что очень просто.
56. Красота проста. Она гениальна, проста. Она должна быть легко доступна в том, чтобы подойти к ней и легко её понять.
57. Может быть, не всегда удаётся повторить, так этому учиться нужно. К этому вы организуете себя, поднимаете свои возможности, умения, учитесь и дорастаете до этого красивого. Оно становится тогда доступным, вы легко сможете это повторить. Но вы учитесь этому.
58. Но это уже сложный подход будет – в процентах определять, какие слова повторять, не повторять. Это не магия какая-то, где надо обязательно какие-то слова произносить в какой-то последовательности – и там кружка подскочит где-нибудь».
59. «Правильно ли я понял, что не обязательно, чтоб в псалмах литургийных было прямое обращение к Богу, прямое славление? Могут быть псалмы, которые описывают чувственно мир Божественный или ощущения человека, который прикасается к этому миру?»
60. «Мне это уже непонятно. Достаточно ли просто описывать ощущения человека в псалме?»
61. «Человека, который соприкасается с Божественным».
62. «Значит, всё-таки вы упоминаете о Божественном?»
63. «Да, да, конечно».
64. «Ну так любое упоминание о Божественном – это уже хорошо.
65. Если вы просто в основном только чувства свои выражаете: «Вот мне хорошо, вот мне приятно, вот тут замечательно…» и так вот поёте, поёте и потом где-то в конце немножко о Боге что-то сказали, тогда это больше вы славите себя, свои переживания.
66. Поэтому в псалме центральное – это то, где вы касаетесь Божественных таинств и своей радости, которую вы проявляете именно в отношении этого Божественного таинства, этой Божественной Гармонии.
67. То есть (ещё раз повторимся) псалом – это попытка человека восславить Бога, выразить свою благодарность Богу. Вот основа псалма. Люди организованно это делают вместе, стараются делать это красиво, опираясь на те творческие особенности, качества, которыми они наделены и которые они пробуют развивать, и с каждым разом это удаётся им делать лучше, лучше».
68. «Допустимо ли на детской литургии детям петь некоторые псалмы, взявшись за руки в круге и двигаясь медленно (или в среднем темпе) по кругу, совершая движения руками? Например, дети поднимают их к небу или протягивают вперёд друг к другу».
69. «Возможно».
70. «Можно ли, аранжируя старый псалом, изменить, по согласованию с автором и священником, одно или несколько слов, если эти слова не очень удачные?»
71. «Конечно».
72. «А если некоторые люди из паствы смутились тем, что некоторые псалмы изменили?»
73. «Это опять сложный подход, неправильный.
74. Вы же постепенно подводите к чему-то очень красивому, насколько в состоянии это сделать. Поэтому, что-то сделав, утвердив, вы вполне можете пересмотреть и сделать ещё лучше. Вы же всё больше развиваетесь, и любое произведение автор вправе переписать, переделать, сделать его ещё интереснее. Это допустимо».
75. «А в этом случае, если всё-таки кого-то смутили произведённые изменения, кому-то они показались не очень удачными, как быть? Спросить мнение большинства об этом изменении или достаточно того, что это решат священники вместе с хором?»
76. «Последнее слово в данном случае за священниками, конечно же, и в какой-то мере за специалистами в этой области (музыки, пения). Поэтому спросить можно, и человек должен проаргументировать. Недостаточно сказать «неудачно». «Неудачно» связано с чем-то, с более конкретной проблемой.
77. Допустим, произношение вот этих слов в сочетании со следующим словом как-то ломает язык, очень сложно перейти от одного слова к другому, спотыкаться приходится где-то. То есть попытка должна быть описать эту проблему поконкретней, не только остановиться на «неудачно», на такой оценке. А другие скажут: «Удачно» – и всё, это равноценное».
78. «Если священнику и хору видится, что более подвижное и лёгкое звучание старого псалма способствует более лёгкому, полётному состоянию, то возможно ли такое изменение в темпе, если раньше этот псалом пели более протяжно и медленно? Когда темп вот так меняется, то некоторых это смущает, привыкли петь по-старому».
79. «Непонятно. Тут пока не усматривается ничего негативного».
80. «Ну, привыкли петь медленно – и вдруг…»
81. «Темп не может обозначать сам по себе что-то негативное. Переход к чему-то более подвижному… в этом ещё нельзя усмотреть ничего негативного. Ну и что.
82. Другое дело – сказали: «Вот мы пели тут протяжно, плавно, а потом стали петь так, что хочется бежать бегом» и все начали подёргиваться и уже чуть ли не переодеваться в спортивную форму. Тогда это уже, видимо, перегнули.
83. Ну, какая-то опять должна быть конкретность. Что-то чуть-чуть ускорить… ну и что? Возможно».
84. «Такие аргументы проговариваются, что необычно звучит, непривычно…»
85. «Это не ориентир. «Необычно, непривычно» – не ориентир, на который следует опираться. Качество, смотреть качество… что именно стало смущать конкретно. Скорость не есть объект смущения. Слишком большая скорость уже может быть объектом смущения. Но просто скорость нельзя рассмотреть как смущение».
86. «Хорошо. Что важнее и правильнее при организации литургии: петь всем участвующим, кто в храме находится, в порыве восславить Бога своим естественным пением, далеко не гармоничным и, может быть, неграмотным, но происходящим от душевного порыва, или достаточно слушать хор, который красиво поёт сложные псалмы (но в этом случае не всем удаётся подпевать)?»
87. «Подпевать достаточно внутренне. Если человек, не открывая рта, не издавая голоса, поёт песню про себя, он поёт её точно так же почти, как те, кто это делает вслух.
88. Если его интересует участие в песнопении, этого вполне достаточно, то есть таинство уже происходит. Но он не нарушает тогда звуковую гармонию в этом случае, он участвует в песнопении, не нарушая звучащее. Это нормально.
89. То есть это уже ошибочное толкование, прежде всего исходящее от эгоизма человека, когда он может подумать: «Как так петь, если меня никто не слышит!». Если это относится к Богу, Он слышит.
90. Тогда что смущает вас? Что не слышит ближний, сосед? Так если он тоже увлечётся, лишь бы от себя проорать что-нибудь, он же всё равно не услышит. Он же будет увлечён тоже тем, чтобы как-то поучаствовать погромче, а то тоже не слышно будет другим. Ну и что тогда может получиться?
91. Это, конечно, от души будет, у всех от души. Но тогда лучше будет сказать: вы лучше все молча спойте – будет приятней. Либо тогда лучше глухим собраться и спеть, так гармоничней будет. Тогда всё от души произойдёт и нормально, ни у кого не покоробится ничего, очки не треснут».
92. «Высказывается такой аргумент, что, когда вместе поют люди, возникает ощущение единства…»
93. «Вместе – это и то, что молча делается. То есть звучит мелодия, кто-то в голос поёт, а кто-то молча поёт, но стараясь про себя попасть в то, что он слышит. Это тоже вместе, это происходит уже вместе. Но эгоизму хочется, чтобы его слышали, вот на этом вы и ломаетесь».
94. «Могу ли я петь громче, выделяясь в хоре, если люди просят меня петь громче, чтобы настроиться на мой голос, на моё состояние?»
95. «Чтобы настроиться – нет».
96. «Хормейстер периодически просит меня петь тише, а некоторые псалмы вообще не петь, мотивируя тем…»
97. «Если есть старший, который организует хор, тогда следуют пожеланиям старшего».
98. «Чтобы не нарушать гармоничное звучание хора, да?»
99. «Ну да… Тут нужно посмотреть в целом на произведение, которое в этом случае получается. Чтоб не получилось такого: вот картина… одна фигура в картине интересная какая-то, её цветной сделали, всё остальное чёрно-белое… Тогда картина начнёт тоже проигрывать, если выделили одну фигуру всего лишь.
100. Надо уметь в целом произвести эффект нужный, не умаляя ничто другое в цвете (если про картину разговор). Так же будет и здесь: в звучании ничего не должно умаляться, оно должно быть выстроено так, что, если надо что-то подчеркнуть, оно подчёркивается, но оно правильно тогда, грамотно должно быть объединено всё».
101. «Здесь последнее слово тогда, получается, за хормейстером?»
102. «Тот, кто старший. Если старший есть, организующий хор, тогда за ним последнее слово. Он ведь делает как умеет. Вы ему доверили, поставили старшим, значит, надо сделать так, как он видит. Надо будет послушать, он старший у вас».